Журавль в небе
(Вероника Кирилюк)
Полученная новость огорошила Наташу. Она смотрела на врача широко раскрытыми от удивления глазами и не двигалась с места.
- А что ты хотела от меня услышать? – записывая что-то в медицинскую книжку, ответила ее подруга детства. – Все девочку из себя корчишь: «Вся жизнь впереди, еще успею».
Последняя фраза привела Наташу в чувства. Ей вдруг захотелось нагрубить, сделать что-нибудь неправильное. Например, сбросить стопку документов с края стола. Пусть разлетятся по комнате. Тогда Варечка поднимет на нее свои сливового цвета глаза и спросит: «Ну, и зачем ты это сделала?» И Наташа ей все расскажет – от начала и до конца. Но она продолжала сидеть на месте и смотреть, как подруга неразборчивым почерком заполняет уже вторую страничку. Наташа никогда не могла толком разобраться, что пишут доктора. Их, наверно, специально в институте этому учат. И лабораторные занятия проводят: у кого хуже получится, тому ставят зачет автоматом.
«Не об этом надо думать, - вернула она себя в настоящий момент. – Что делать?» Вечный вопрос, которым задаются славяне. У англичан: «Быть или не быть?» А у нас уже существуешь, но что делать дальше – пока не знаешь.
«Ты как журавль в небе, - сказал как-то Наташе один из ее бывших мужчин. – Тебя трудно поймать. Вечно где-то летаешь».
В ее годы всех подруг, синиц, уже переловили. Они давно оборудовали уютные двух- или трехкомнатные гнездышки, поставили детский велосипед в коридоре, спрятали лыжи на антресолях, забили кладовую консервированными помидорами. У многих была непыльная работа с девяти до шести, социальный пакет, оплачиваемый отпуск. На праздники – компания старых подруг и друзей. По выходным – поход в развлекательный центр или кинотеатр. Уютная размеренная жизнь с редкими авантюрными планами в момент получения зарплаты. А Наташа все откладывала на потом. На первом месте была работа.
В то лето она снова полетела, но только на вертолете. Очередная командировка. Наташа уже привыкла к скромному уюту гостиниц, к сырому запаху постели в поездах, чужим городам и лицам. Она пропускала судьбы людей через себя, пока слушала. Работа на ТВ научила монтировать материал уже по ходу общения с очередным героем: ненужное отбрасывать, на важных моментах заострять внимание. Когда новая программа выходила на экраны, Наташа падала на постель и спала по десять часов кряду, как будто чужая жизнь выжимала из нее все соки. Сюжетов становилось больше, времени для отдыха – меньше. Поэтому усталость все чаще давала о себе знать.
Она попала в этот городок совершенно случайно. Должен был поехать ее коллега, толстый и неуклюжий Казанцев, но шеф заартачился и отправил ее. Наташа хотела было отказаться – она не любила ездить по стране в слякоть. Но не скажешь же начальнику, что тебя не устраивает погода. Да и Казанцев был шефу кумом, сватом и братом.
Ее поселили в маленьком уютном отеле в два этажа. Белые стены, простенькие картины – одинаковый интерьер всех провинциальных гостиниц подобного типа. Все привычно, серо и скучно. Женщине вдруг стало так грустно, что она села на постель и расплакалась. Но затем вытерла слезы, встала, сбросила с себя одежду и пошла в ванную комнату. Вода была прохладной, потому сразу привела ее в чувство.
После душа Наташа высушила голову, надела черную водолазку, джинсы. Посмотрела на себя в зеркало. Стало почему-то стыдно, что в ее годы выглядела, как девчонка. Она провела по лицу кисточкой, отретушировала скулы, накрасила губы и вышла из номера.
Костя приехал к другу Андрею. Тот поселился в этом городе два года назад. Ушел с высокооплачиваемой работы, удивив всех, в том числе и свою жену, которая не собиралась отправляться за ним в какую-то дыру. Верещала, что из-за него рухнет налаженный бизнес. Затем быстро подготовила бумаги о разводе и все обставила так, чтобы избежать раздела имущества. Но Андрей ни на что и не претендовал. Взял и ушел. Поступил в академию художеств и ездил учиться каждый день на машине. Сорок километров туда, сорок обратно. Свой дом. Старый сруб с высокими потолками, дубовыми дверями и длинными вытянутыми окнами.
Андрей раньше работал в редакции одного известного на всю страну журнала. Потом пригласили вести ток-шоу. Он согласился и буквально на второй день проснулся знаменитым. Телефон разрывался от звонков, а почта от писем. Андрей взял помощника – юркую смышленую женщину. Она стала его агентом, другом, единомышленником, его правой рукой. Только Ленка одна понимала его, видела без гламурной оболочки, сопереживала, вникала, болела за него и помогала. Во многом своей бешеной популярностью он был обязан именно ей. Бешеный – от слова «бес». Так оно и было. Жизнь намотала их на шестеренки, и работа стала напоминать бездумный бег в колесе. Никаких мыслей, лишь бы добежать. А колесо все вращалось и вращалось. Людям нужны были сенсации, они уже привыкли жить на игле, наркотиком служила любая новость, которая щекотала нервы. Андрей искал эти самые сенсации, а Лена рьяно ему помогала. Хотя изредка просила его: «Андрюш, можно мне заглянуть к врачу? Что-то живот побаливает». Он отшучивался, предлагал стандартные методы лечения, короче говоря, не отпускал. «Некогда, Ленка, некогда!» - смеялся он ей в ответ.
А через пару месяцев оказалось, что у нее рак. Четвертая стадия. И Ленка, яркая и энергичная, угасла за считанные недели. Весной она умерла. Без нее остались сын и муж. Друг Андрея. Костя. Они жили на девятом этаже. Когда выносили гроб из квартиры, грузовой лифт не работал. Поставили в обычный. Так и ехали. Андрей, Костя и Ленка в гробу. Стояла вертикально напротив Андрея. А он не мог отвести взгляд от ее белого, словно загримированного в несколько слоев лица. Короткая стрижка. Резкий контур губ. Отретушированный румянец на щеках. Было такое ощущение, что Ленка сейчас откроет глаза и спросит его: «Андрюш, а за что?» Так и ехали девять этажей, словно спускались по кругам ада.
Андрей после смерти Лены вмиг поменялся. Приходил на работу вдрызг пьяным, городил такую околесицу, что его не то что в прямой эфир, вообще к героям программ перестали пускать. Но шоу не закрывали, временно заменили Андрея другим ведущим. Понимали, что рейтинг программы держится исключительно на нем. А он взял и уволился.
Никто не знал, почему он ушел. Только Ленка. Она ему однажды приснилась, когда Андрей остался ночевать у ее мужа Кости. Тот тоже никак не мог отойти после смерти жены. Сидели почти каждый вечер на кухне и пили. Могли не выходить из дома по несколько дней.
Ленка приснилась под утро. Села напротив и стала что-то рисовать разноцветными карандашами. Андрей все силился посмотреть, но она улыбалась и не показывала холст. А потом встала, сняла со стены свой портрет с черной ленточкой и повесила на его место картину: бревенчатый дом, лес, вдалеке маленькая церковь, узкие улочки.
Андрей проснулся в холодном поту. Оделся и сразу поехал в то место. Они отдыхали в этом городишке, когда маленькому Степке, сыну Лены, исполнился год.
Поселились в огромном бревенчатом доме, ходили купаться на речку, собирали грибы, вечером пели под гитару в старом яблоневом саду. Дом был ничей, сосед – старик с лицом Хемингуэя – следил за ним, как за ровесником, чтобы жил, не умирал раньше времени.
Дед принес ключи от дома. Сели прямо на крыльце, закурили, поговорили. Андрей остался. Поступил в академию. Стал писать картины. Однажды в городок в качестве туристов приехали японцы и, не раздумывая, купили работы Андрея. Японцев не обманешь, у них свое понимание жизни. Наблюдение за прекрасным. Цветение – как ритуал. Рождение – как божественное проявление. Андрей родился во второй раз. Японцы прочитали это по его картинам, как свои танка.
Он перевез вещи, книги, инструменты. Почистил яблоневый сад, отремонтировал крышу, постелил новый деревянный пол и стал жить второй раз. За себя и за Ленку.
Костя иногда приезжал к нему. Вот и сегодня отпросился пораньше с работы. Собрались пойти завтра утром на рыбалку. Потом оказалось, что Костя забыл дома резиновые сапоги. Вторых у Андрея не было, поэтому решили заглянуть в местный универмаг. Пошли через парк. Так было быстрее.
Андрей сразу узнал Наташу. И не потому, что они раньше пересекались по работе. Она в тот момент напомнила ему Ленку. Такой же бледный цвет лица, отретушированные скулы и резкий контур губ из-за темной помады. Она тоже куда-то бежала по жизни, тоже спешила, как когда-то они с Ленкой.
Андрей встал как вкопанный, Костя натолкнулся на него и тоже остановился, а она шла им навстречу, ничего не видя перед собой. О чем-то думала. Или не думала. Шла себе и все. Странная была. Журавль никогда не идет в руки, он обычно высоко в небе летает. Андрей это сразу понял. Словно прощение и принятие от Ленки. Как другу – прощение: «Прощаю». Как мужчине – принятие: «Принимай».
Он окликнул Наташу. Она обернулась. Узнала его. Губы дрогнули, будто заплакали, а на самом деле улыбнулись.
В местном магазинчике купили колбасу, зелень, хлеб, бутылку вина для Наташки и пару бутылок коньяка для себя. Напрочь забыли про резиновые сапоги. Да и зачем они?
Вернулись к Андрею. Зашумели, загалдели. Наташа нарезала колбасу, которая пахла какими-то специями. Андрей ей помогал. Помыл зелень, овощи. Хотели сделать салат, потом решили по-домашнему. Положили целые огурцы и помидоры. Костя нарезал хлеб. Андрей вытащил из погреба картошку, захотел приготовить ее в мундире. Задернули занавески на окнах. Сели за стол. Выпили за Лену. Помолчали, каждый вспоминал о своем.
Снова выпили. Картошка дымилась в руках, словно ее только что достали из костра. Хватали зубами рассыпчатые куски, обжигая губы. Стали припоминать смешные моменты из жизни. Андрею было интересно слушать. Он раньше много говорил, теперь больше слушал и, главное, слышал. Поэтому не мешал.
Мужчины не пустили Наташу обратно в гостиницу. Оставили в доме, Андрей постелил в маленькой комнате.
Небо было таким черным, что на его фоне звезды казались иссиня-бледными. Костя уже ушел спать. Андрей курил на крыльце. Наташа села рядом, закутавшись в старую телогрейку.
Было тихо. Даже ветер заснул, поэтому деревья стояли не шелохнувшись. Наташа чувствовала душистый запах яблок. Они висели оранжевыми гирляндами на низкорослых деревьях, как заморские фрукты. Лунный свет скользил по ним, словно покрывая сверху серебристым блеском.
- Сад, речка, поля… Красиво. А у меня из окна только крыши домов до самого горизонта, - сказала Наташа и прищурилась от сигаретного дыма.
Андрей посмотрел на нее и произнес:
- Оставайся здесь.
Она взглянула на него и ничего не ответила.
Они вернулись в дом. Продрогли. Легли на кровать одетыми. Так и уснули плечом к плечу. Только под утро Наташа пошевелилась, повернула голову и спрятала лицо у него между шеей и плечом. Отогревала во сне теплым дыханием. А он проснулся и молча смотрел в потолок. Андрей уже забыл, что это такое – теплое дыхание на расстоянии несколько сантиметров. И теперь точно знал, что никуда ее не отпустит.
Наташа положила медицинскую книжку в сумку и направилась к выходу.
- Что делать-то будешь? – остановила ее Варя.
Женщина повернулась и удивленно посмотрела на врача.
- В смысле?
- В прямом, дорогая. Оставлять или выписывать направление на аборт?
Наташе показалось, что ее оглушили, настолько абсурдным был второй вариант решения от подруги.
- Конечно, оставлять, - ответила она.
Варя усмехнулась, перекатив во рту конфету.
«Конечно, оставлять», - передразнила она Наташу.
Та стояла как вкопанная перед Варей. Она не понимала, что ей надо делать: отрицать или соглашаться.
Одурела от новости.
- У тебя гемоглобин пониженный, - продолжала подруга. – Тебе бы свежий воздух не помешал. Фрукты, овощи. Я тебе выписала рецепт. Попринимаешь витамины, а я из отпуска вернусь – опять забежишь ко мне, если до этого времени не передумаешь.
- Что не передумаю? – не поняла Наташа.
- Рожать.
Наташа закрыла сумку и вышла из кабинета.
Она встала возле двери и положила ладони на живот.
- Вам плохо? – спросила женщина, которая была следующей после нее в очереди к врачу.
Наташа отрицательно покачала головой.
- Вы, наверное, присядьте, - порекомендовала незнакомка, усадив Наташу и, отдав ей свой журнал, добавила: - Почитайте пока, отвлекитесь.
Она скрылась за дверью, а Наташа посмотрела на журнал, который оставила женщина. На обложке – репродукция картины: огромный бревенчатый дом, лес, вдалеке церквушка, узкие улочки.
Журавли все равно куда-то прилетают. Вьют гнезда там, где им нравится. И растят маленьких журавлят.
