Кентавр
(Анастасия Матешко)
Из под густых черных ресниц поблескивает влажный зрачок, огромный, как будто в нем отразился космический хаос, поглотивший своей тьмой множество вселенных. Вековой печалью наполнен взгляд моего молчаливого друга. Он вздыхает и резким кивком головы отбрасывает густую челку со лба. Я обхватываю руками его мощную шею. Под моими пальцами пульсируют лиловые вены. Он взволнован. Это наша последняя встреча! Я так решила, иначе тот кошмар, в который превратилась моя жизнь, никогда не закончится.
Мы стояли на вершине скалы, нависшей, как проклятье, над прозрачным озером. Ржавая баржа покачивалась на воде, запах гниющей листвы и дыма одурманивали…
Если я решусь на прыжок, то, возможно, уже в следующее мгновение окажусь там, откуда он родом! Но странная уверенность, что я вряд ли захочу вернуться назад, делала прыжок равносильным самоубийству. Ведь именно так все решат. Ведь им всегда приходят в голову самые глупые и однозначные ответы. Мой друг все понял. Бережно снял меня со своей спины и поставил на землю. Солнце уже опускалось. Он перебирал всеми четырьмя ногами, когда в последний раз погладил меня по голове, его грудная клетка стала вздыматься чаще, пар от ноздрей обдал меня жаром и смесью травяных запахов. Я зажмурилась, и он прыгнул. Мелкие камешки брызнули из-под копыт. Как трудно стало дышать! Если бы я смогла тогда заплакать, боль научилась бы выходить. И со временем ушла бы совсем. Но я не заплакала. Я все стояла и стояла, не открывая глаз. Эта потеря становилась частью меня. И я знала, что огромней печали уже не будет. Пускай мне всего пять лет, а впереди столько всего, но уверенность, что именно этот момент станет мерилом глубины чувств на всю оставшуюся жизнь, крепла во мне, придавая сил для следующего вдоха.
«Конечно же, он существует! Существует! Бабушка, я нарисовала его акварелью, а она назвала его чудищем и бросила мой рисунок! А дети смеялись…» Я кинулась на воспитательницу и стянула дурацкий шиньон с ее высокой прически…
Участковый потребовал медэкспертизы в поликлинике, чтобы выяснить, насколько мой друг воображаемый и ничего ли со мной не случилось плохого. Пока я лежала на холодном железном кресле в кабинете со страшными плакатами на стенке, мама с бабушкой ругались в коридоре. Конечно, ругались они тихо и вежливо, но меня ведь не проведешь.
- Мама, не нужно из нее делать вундеркинда! Ей жить с людьми, вернее с детьми, а дети не любят белых ворон! Ей всего 5 лет, а она уже одинока, как ты не понимаешь?
- Почему же вундеркинда? Машенька просто любознательный ребенок с хорошими генами! Или ты хочешь, чтобы она отставала в развитии, как большинство детей из ее группы?
- Мама, совсем не обязательно для общего развития читать в три года! И к тому же ты ее учила не по букварю, как учат обычно детей! Вот они, твои «Мифы Древней Греции». Лучше бы она смотрела мультики, как все, про Чебурашку и Карлсона!
- Милая моя, если уж на то пошло, то Карлсон – такой же воображаемый друг шведского мальчика. Дерзкий толстый мужик с пропеллером! А Чебурашка – плод воображения Успенского, у которого крокодил курит трубку! И никого это не шокирует! И тебя, кстати, я тоже учила по «Мифам»!
Первый врач признал меня физически здоровым ребенком. Все успокоились. Но ненадолго. Дело в том, что тоска по другу наполнила меня до отказа, и если дышать заново я научилась сразу же, там, у озера, то с едой дело обстояло сложнее. В общем, я перестала есть.
Я и раньше не любила, как готовят у нас в саду, но теперь все эти «запиханки» (как их обзывали дети) совершенно не могли проникнуть внутрь, там просто не было места для подобной ерунды. Еду я придумала выливать в вазоны в качестве минеральной подкормки. Ведь кентавры – вегетарианцы, листья традесканции пришлись бы им по вкусу. Когда туча мух и нестерпимая вонь обнаружили мою депрессию, снова вызвали бабушку с мамой, а вместо участкового на этот раз – саму заврайоно!
На следующей неделе мы отправились к психоневрологу. Пожилая тетенька в несвежем халате носила такую же высокую прическу, как воспитательница, это сразу меня насторожило.
Она стала расставлять мне пальцы и бить молоточком по коленям, потом показала картинки и, наконец, спросила о Нессе. Я чувствовала, что не надо ей говорить о своей личной жизни, и ограничилась пересказом мифа о смерти Геракла. Не тем, который напечатан в маминой книги, а тем, что мне рассказал сам Несс! Когда же докторша, приторно улыбаясь, поинтересовалась местом пребывания Несса, я почему-то расплакалась. Там, на озере, не смогла, а здесь, при постороннем человеке… глупо как-то получилось. Вместе со слезами полились и слова: «Мы расстались, вернее, он оставил меня, чтобы не усложнять мне жизнь! Он ведь вошел в историю как убийца, а это, согласитесь, бросает тень на мою репутацию!»
Докторша согласилась. Но как-то поспешно. Меня выставили в коридор, а бабушку позвали. Через минут пятнадцать она выскочила красная и сердитая, схватила меня за руку, и мы пошли домой.
Бабушке пришлось оставить работу в журнале и переехать к нам. В садик я больше не ходила. Пару раз бабушка сводила меня к знакомому профессору, который прославился умением лечить от заикания гипнозом. Он считал до десяти, и я засыпала. С тех пор историю с кентавром больше не вспоминали в нашей семье – все последующие двадцать лет!
От денников несло обычной для таких мест смесью запахов: прелой соломы, яблок, навоза и пота. Работник в комбинезоне защитного цвета и высоких сапогах чистил щеткой блестящий, как только что упавший каштан, лошадиный круп. В его заученных движениях было столько безразличия и к лошади, и к самому себе, и к ней, вот уже пятнадцать минут стоящей неподалеку, что Маше стало жаль лошадей, полностью зависящих от воли человека. Как локэйшн-менеджер она уже выбрала объектом съемки крытый манеж, напоминающий своей формой сдувающийся парашют. Тот редкий случай, когда ее интересовала не форма, а содержание – широкая арена, на тридцать сантиметров вглубь усыпанная светлым песком. Ничто не должно отвлекать внимание зрителя от четкого круга, который вычертит рысью конь, бегущий по корде. Дизайнеры потом переработают это на компе в логотип компании. Осталось дождаться администратора с ключом. Однако сегодня ветрено: Маша поежилась от холода и машинально сделала пару шажков к деннику. Странно, отчего это ей холодно? Правда, солнце уже надумало садиться, но за день все достаточно прогрелось для того, чтобы теперь, пускай и с неохотой, отдавать робкое осеннее тепло. На градуснике утром было плюс пятнадцать. Рабочий едва взглянул на нее.
- Как его зовут? – Маша протянула ладонь к лошадиной морде.
- Вот ведь интересно, - рабочий посмотрел на Машу, - всем хочется знать, как зовут лошадь, а вот с человеком можно даже не поздороваться!
- Здравствуйте!
- Привет! Привет!
- Так как же его все-таки зовут?
- А вам зачем?
- Послушайте, - Маша вдруг разозлилась. – Вот вы здесь вздумали меня учить манерам, а сами отвечаете вопросом на вопрос! И вообще, хамите!
- Ладно! – рабочий закурил. – Почему вы не спросили, как зовут меня?
- Ну, знаете ли! – Маша развернулась, чтобы уйти.
- Погодите злиться! Я сам отвечу! Потому что это послужило бы мне авансом! Раз интересно знать, как зовут, значит, понравился. Раз понравился, можно рассчитывать на дальнейшие отношения. А вы потреплете коня по холке, промурлычете: «Ах, какой красавец!», развернетесь на каблучках, и видали вас! А для него это травма. Потому и спрашиваю – зачем? Будуте с ним заниматься?
- Может быть. Если имя понравится! – Маша удивляясь своему раздражению все больше и больше, но почему-то не могла прекратить этот унизительный разговор. Хотя почему унизительный? Если посмотреть на это со стороны, то даже забавно.
- Врете! Ездить вы не собираетесь! Вы на каблуках. В юбке. Пахнете шанелевской «Мадемуазелью». И к тому же этот конь не для занятий.
Рабочий бросил окурок. Разговор окончен, поняла Маша. Тонкая струйка дыма поднималась вверх, к табличке с надписью: «Курить запрещено». Вот ведь хам! Она демонстративно затушила окурок каблуком сапога. Хам курил «Данхилл».
Администратор потирал руки. Уже в который раз за последние пять минут он извинялся за задержку. Маша устала возражать и просто пожала плечами. Ее мысли были заняты тем самым конем, который не предназначался для занятий. Что-то странное шевельнулось в душе, когда она увидела, как тот перебирает мускулистыми ногами. Подобное чувство возникает, когда не можешь вспомнить мелодию песни. Будешь мучиться весь день, а засыпая, вдруг вскочишь – так вот же оно, ну как можно было забыть! Она спросила, бесцеремонно перебив администратора, нельзя ли в рекламе снять коня из того денника, где она стояла, когда он ее окликнул?
- Это хозяйский конь! Наша гордость. В стране один такой. Вообще-то хозяин не очень его демонстрирует.
- Тогда понятно!
- Но вы поговорите с ним сами. Скоро он к нам присоединится.
Администратор прогремел связкой ключей, поколдовал над замком, и они вошли. В ангаре пахло краской. До съемок обещали покрасить сидения в зрительском ряду серебрянкой. Хотя Маша склонялась к мысли, что кадр будет снят с крана с верхней точки и вряд ли захватит зрительский ряд, но раз уж им хочется, пускай красят. К тому же стороны до сих пор официально не договорились, и она не была вправе высказываться более категорично.
От запаха краски разболелась голова. Хотелось на свежий воздух. Но нужно было дождаться хозяина, будь он неладен! Настроение испортилось окончательно. Она – художник. В ее задачу входит найти место, соответствующее концепции (с которой она порой бывает не согласна, так как давно не участвует в мозговых штурмах и лишена иллюзии своего вклада в оную), но так повелось, что протягивая визитку охранникам, она автоматически предстает заинтересованной стороной. Почти всегда ей приходится вести дальнейшие переговоры. Только если возникает заминка с финансовым вопросом, она подключает своих администраторов. Но за годы работы она так изучила лимит затрат на объект в зависимости от общего бюджета ролика, что может сама сказать, есть смысл торговаться или нет. С предчувствием предстоящих торгов она вышла на улицу. Вечерело. Ветер стих. Осень выдалась на редкость теплой. Трава повсюду на территории клуба оставалась сочной, изумрудно-зеленой, как на ухоженном английском газоне. Дорогое удовольствие, учитывая, что территория занимает гектаров семь. Захотелось укутаться в плед, залезть с ногами в плетеное кресло и запивать глинтвейном из керамической кружки утку с яблоками. Резкий звонок мобильного вернул ее к действительности. Телефон звонил у администратора.
- Хозяин ждет в «Круглой бочке». Я вас отвезу.
- Спасибо. Я на машине. «Круглая бочка» 0 это ресторан?
- Да. Здесь по трассе, совсем недалеко.
По дороге к своему старенькому «Опелю» она размышляла. Хозяин ее не видел, значит, это не могло быть приглашением на ужин, после которого обычно предлагают зайти на кофе. Может, у него там давно запланирована деловая встреча, а тут она свалилась со своими идеями и, значит, с ней он решил переговорить заодно? Лишь бы не заставляли водку пить стаканами, бывали у них и такие клиенты. Маша собрала длинные рыжие волосы в хвост и закрутила ракушкой на затылке. Это должно было придать ей деловой вид. Скорей бы закончился этот долгий день! Но день уже сорок минут как официально закончился. Вот он, долгожданный пятничный вечер. Народ торопится начать уикенд, скорей всего, в этой самой «Бочке» еще со вчера заказаны все столики. Ее всегда удивляло обилие ресторанов вдоль трассы и количество машин, припаркованных возле них. Вон и хамовитый рабочий идет к стоянке. Этот. Наверное, начнет праздновать в гараже на газетке с водилами. Двигатель завелся со второй попытки. Нужно будет на выходных поставить зимнюю резину. Медленно подъезжая к шлагбауму, она приоткрыла дверцу, протягивая охраннику временный пропуск. Рабочий, поравнявшись с машиной, на удивление приветливо ей кивнул. Охрана подняла шлагбаум. Сама не понимая, что на нее нашло, Маша окликнула удаляющуюся фигуру в синем комбинезоне. Ей захотелось хоть как-то продемонстрировать этому хаму свое превосходство. Пукай автомобильчик у нее не ахти какой, даже стыдно было парковаться среди БМВ, но зато она не идет сейчас пешком до трассы ловить переполненную маршрутку Кагарлык-Киев.
- Вас подвезти?
Он сделал пару шагов назад и наклонился к окошку:
- Значит, все-таки понравился?
Черт! Ну зачем она с ним заговорила! Теперь неловко надавить на педаль газа и окатить его грязью. А так хочется! Вместо этого Маша, вопреки всем своим принципам, рассмеялась:
- Значит, понравился!
- Тогда поехали!
От его присутствия Маше сделалось тревожно и весело. Ей всегда нравились такие мужики: простые, грубые и зрелые. Совсем не похожие на тех парней, которые ее окружали с детства, в художественной школе, в институте, а теперь вот в рекламном агентстве. У последних вообще азарт добыть заказ вытеснял любые другие человеческие чувства. Все ее романы заканчивались одинаково быстро и бездарно. В отношениях с противоположным полом ее беспокоило чувство вины, которое она тем острее испытывала, чем лучше были поклонники. Порой она даже тревожилась: а вдруг у нее другая ориентация? Но нет, мужчин она любила. Причем мужчин ее типа отличал низкий громкий смех, недельная небритость, широкие ладони и морщинки лучиками в уголках карих глаз. Такие никогда не лезли в душу. Ее теперешний визави обладал всем этим в полной мере. Ему было около сорока. Когда он снял дурацкую кепку в стили милитари, густые вьющиеся волосы упали на лицо, сверкнув пробивающейся сединой. Еще одно попадание в десятку 0 длинные волосы.
- Как вас зовут?
- Мария.
- Очень приятно, Мария! Вы из рекламщиков, хотите здесь снимать?
- Да. Я – локэйшн-менеджер и художник.
- Художник? А картины пишите?
- Давно не пишу. С института.
- Зря! Поэтому у вас такой вид! Вы – красивая, чувственная и при этом одинокая! Я прав?
- Только давайте обойдемся без пошлостей! Прежде чем затащить женщину в постель, не обязательно влезать ей в душу! Психотерапевт с лопатой!
- Вы снова злитесь. Значит, я угадал! И, кстати, постель без души меня не устраивает! Я, знаете ли, кентавр! Души и тела поровну!
От неожиданности Маша резко притормозила. Вот она, забытая мелодия! Вот что ее так беспокоило все это время. Детская звонкая боль затмила ее сознание, оглушила потоком воспоминаний, разрушая наложенные гипнозом запреты. Вот откуда это чувство вины! Она любые отношения воспринимала как предательство по отношению к своему забытому вымышленному другу. Вынужденно забытому. Ах, если бы она вспомнила раньше! Скольких лет одиночества, скольких разочарований и обид, причиненных себе и другим, удалось бы избежать!
- Мария? Маша? Вы как? Вам плохо?
Она вынырнула из транса и удивилась, увидев, что голос принадлежит мужчине на пассажирском сидении. В его глазах было столько неподдельного участия, что Маша решила поделиться своими эмоциями. Ей просто необходимо было сказать вслух то, что молчало в ней годами, даже хорошо, что этой «жилеткой» будет первый встречный.
- Знаете, у меня в детстве был воображаемый друг – кентавр. Я только сейчас вспомнила.
- Воображаемый друг? Видите, ваше одиночество имеет глубокие корни. Давайте погуляем где-нибудь и поговорим. Мой интерес – шкурный. Я недавно развелся и не хочу так рано возвращаться в пустую квартиру.
- Я бы с радостью, но у меня встреча с вашим хозяином в «Бочке»! Как некстати!
- Не хозяином, а владельцем. Так отмените ее.
Он внимательно наблюдал за внутренней борьбой, написанной у нее на лице. Кого она выберет? Маша вдруг четко поняла, что если сейчас расстанется с этим странным человеком, то чувство потери, познанное ею в пять лет, нахлынет с новой силой. Нет уж, больше никакого одиночества! Никогда!
Маша позвонила администратору и, сославшись на личные обстоятельства, попросила извиниться от ее имени и перенести встречу на другой день. И хорошо бы, чтобы вместо нее был директор агентства, ему, мол, по статусу положено ужинать в модных местах.
Рабочий на глазах переставал быть похожим на пролетария. Но Маша так увлеклась собственными переживаниями, что не обратила на это внимания. За разговором она и не заметила, как припарковала машину у себя под домом. Надо же, она опасалась, что владелец клуба пригласит ее на кофе, а теперь намеревалась сделать то же самое сама. Только приглашала она не владельца, и это радовало, потому что в квартире осталась незастеленной постель, да и хороший кофе закончился еще на той неделе. Но, учитывая, что ее спутник был в грязных сапогах и комбинезоне, пах конюшней и неделю не брился, его эти мелочи не смутят.
После душа в ее махровом халате и тапках с ушками, он принялся жарить картошку. Кажется, они оба уже очень давно не были так счастливы, как в этот вечер. А может, и никогда.
«Лихтваген» подъехал последним. Съемочная группа уже успела разгрузиться. Все топтались в ангаре, ожидая, когда подключат генератор. Тогда можно будет разбить палатку с кофе-чаем. Даже директор прикатил на своем пижонском белом «Хаммере» и теперь донимал Машу свежими анекдотами. Возле ангара суетились осветители. Оператор командовал черепикеру, насколько поднимать кабину. Маша старалась кивать директору и раскладывала листки с раскадровками на сидения, таки выкрашенные серебрянкой.
Вошел режиссер. Маша услышала его голос. По тому, как директор пригладил волосы, она поняла, что режиссер привел владельца смотреть раскадровки. А режиссера она сегодня еще не видела, они с хозяином клуба общались в административном корпусе. Поэтому она не знала, будет ли сниматься тот самый конь или нет. И отчего ее так это волнует? Раз они идут сюда, несмотря на то, что еще не выставлен кадр, значит, режиссер хочет, чтобы она наглядно объяснила, как впоследствии все будет выглядеть на экране. Это был своего рода ритуал. Она вытащила из папки последний листок с логотипом компании и обернулась.
Перед ней стоял ее рабочий в элегантном костюме и сверкающих ботинках. Вьющиеся волосы были аккуратно уложены. Очки-хамелеоны на глазах светлели, открывая хитрый прищур карих глаз. Режиссер тараторил без умолку, он говорил о раскадровках, пел дифирамбы художественной группе и восхищался красотой хозяйского коня.
Маша ничего не слышала. Она густо покраснела и потеснила директора:
- Простите, мне нужно выйти!
До стоянки она добежала, дважды споткнувшись. Затем уронила ключи. Судьба, словно нарочно, пыталась потянуть время. Но стыд и обида оказались сильней. Она рванула с места, проклиная себя за легкомыслие и тогда, в пятницу, и теперь, в понедельник. Нужно было держать удар! Трусиха. Он догнал ее на повороте, перегородив дорогу своим Х5 БМВ.
- Ты меня обманул? Обманул!
- Нет! Просто ты ни о чем меня не спрашивала.
- Но ты говорил, что занимаешься лошадьми! И ты чистил коня!
- Да. Свою машину я тоже предпочитаю мыть сам. И лошадьми я занимаюсь, только масштабней.
- Пропусти, мне нужно ехать!
- Ну хочешь, я переоденусь и вспотею, если это так важно! Маша, посмотри на меня!
И она посмотрела. Из-под густых черных ресниц поблескивал влажный зрачок, огромный, как будто в нем отразился космический хаос, поглотивший своей тьмой множество вселенных. Тихой печалью был наполнен этот взгляд. Он вздохнул и резким кивком головы отбросил густую челку со лба.
