Женщина, которая во мне...
(Наталья Никишина)
Эту роковую фразу мой муж Петечка произнес накануне Нового года. «Нет, ты не женщина», - сказал он мне. От неожиданности я перестала крутить ручку мясорубки. «А кто же я, Петюнчик?» - выдала я закономерный вопрос, глядя краем глаза в зеркало. В зеркале виднелась именно женщина, все женские признаки были в наличии, а некоторые даже в изобилии. «Не знаю, кто, но только не женщина…» - ответил муж и отправился на свое законное лежбище перед телевизором.
Не могу сказать, что я обиделась на Петечку – на мужей, как известно, не обижаются. Но все-таки мне стало не по себе. Все свои двадцать пять лет я считала, что я и есть настоящая женщина. Ведь женщина – это кариатида. На своих плечах она, то есть я, держит дом, семью, мужа и, если хотите, весь мир! И все пять лет нашего удачного брака я работала этой кариатидой. «Терпение и труд» было моим девизом. И я терпела и трудилась. Я терпеливо выслушивала мужа, когда он будил меня в два часа ночи, чтобы рассказать о производстве полиэтиленовых пакетов или о том, какой подонок Мишка. Я безропотно вставала ни свет ни заря, чтобы сварить супругу овсянку. Я трудолюбиво поила его рассолом после очередного «мозгового штурма» в отделе. Я вежливо отвечала незнакомым женским голосам по телефону и стоически ждала Петю с многочисленных мальчишников. Я гладила и стирала, утешала и ласкала, ходила и нежила, чистила и жарила, подставляла плечо и другую щеку… И вот выяснилось, что я даже не женщина.
Впрочем, времени на эти мрачные раздумья у меня было мало. За окном падал первый снежок, в доме пахло елкой, которую я вчера купила, а мне предстояло испечь корзиночки из теста, чтобы потом наполнить их паштетом, а также закончить воздушный торт с клубникой, сбегать в магазин за хлебом и убрать в квартире. Ведь Новый год следовало встречать в уютном доме, в кругу семьи.
Между тем, семья, то бишь Петечка, надев свежую рубашку, отправился куда-то по неотложному делу, буркнув, что к одиннадцати вернется. Через некоторое время елка была украшена, стол накрыт, оставалось лишь домыть пол. И я со свежеобожженной рукой, мозолью от сбивалки и чистой совестью присела на минуточку в кресло.
…Очнулась с оттого, что кто-то тихо, но настойчиво звал меня по имени. Голос, как ни странно, доносился из зеркала. «Да ведь это мне снится!» - сообразила я и глянула туда, где наяву должно было находиться мое отражение. Но его там не было! Вместо меня вырисовывалась какая-то особа, сухая, как вобла, и зеленая, словно тоска. Это видение ткнуло в меня тощим перстом и заявило: «Ты - убийца!» Я поинтересовалась, кого я убила. «Ты убиваешь в себе женщину!» - простонала незнакомка. «Вот еще! – фыркнула я. – Я пока еще вполне цела и невредима». «Ты думаешь, что твои 80 кило, губы, бедра и ноги – это и есть женщина? – возмутилась дама из зеркала. – Нет, милочка. Женщина – это тайна и прелесть, капризы и желания, азарт и нежный пламень… Посмотри на меня внимательно: я и есть эта женщина в тебе! На кого я стала похожа? Ты не мечтаешь, не кокетничаешь, не рискуешь, не кружишь головы! Ты лишила меня элементарных радостей, своими терпением и трудом ты довела меня до клинической смерти. Ты просто не даешь мне дышать». И она тихо заплакала. Эта моя внутренняя женщина в зеркале и впрямь выглядела хуже некуда… «Но чем же я могу помочь? – спросила я. – Может, губы накрасить или прическу сделать?..» «Поздно, дорогая… Губная помада теперь мне – как мертвому припарки. Вот, пожалуй, поездка на Багамы с каким-нибудь Томом Крузом могла бы меня реанимировать. Впрочем, попробуй как следует повеселиться. Может быть, еще не поздно».
Сон был совершенно дурацкий, и по законам этого сна я навела на лицо экзотический макияж, изобразив через висок и щеку райскую птицу, а потом, следуя наставлениям зазеркальной собеседницы, взбила на голове немыслимую башню из кудрей. Честно говоря, мне все это даже понравилось, и под громкий ритм какого-то хита я проплясала минут тридцать, словно шаман туземного племени. Немного погодя я натянула лиловые чулки с подвязками (черт их знает, откуда они взялись). А когда я попыталась надеть серое строгое платье, моя женщина завизжала: «Только не это! Оставь его к своему шестидесятилетию». И мне пришлось напялить на себя нечто, открывающее спину, грудь и одного бедро, а также с «окошечком» на пупке. Кажется, этот ужас принес Петечка во искупление какого-то сабантуйчика на службе.
По привычке я пыталась что-то на ходу убрать, но моя женщина рявкнула на меня, и я выпорхнула из дома с птицей на щеке и приятной легкостью в теле.
Денег у меня не было, но поскольку я все равно спала, то тормознула какой-то «мерс», и приятный водитель вместо платы долго выпрашивал у меня телефончик.
Оставив ему телефон подруги, я вышла у дома своего школьного поклонника Вовы. Вовик, который ни разу не видел меня в подобном наряде, да и вообще не видел последние пять лет, сперва онемел и напрягся. Но тут я выдала такую стрельбу глазками, такие взмахи ресницами и такое воркование, что он не просто засуетился, а забегал вокруг меня кругами, словно сеттер, встретивший хозяина.
Спящим все простительно, и я кокетничала, говорила глупости и требовала везти меня на Багамы или, по крайней мере, покатать на тройках с цыганами. Вовик тройку не отыскал, но нашел санки и шампанское. Мы устроили великолепное катанье с гор. А я орала: «Шампанское со льдом!» и закусывала сосулькой.
Кажется, позже к нам присоединились долгожданные цыгане. А может быть, и не они, но кто-то пел хором. Домой меня доставили, нагруженную бесчисленными букетами. Кто-то совал мне визитки, кто-то обещал снять в фильме, а Вовик грыз дверную ручку и обещал вызвать на дуэль Петюнчика. Наконец, я рухнула на диван, решив, что такого длинного и приятного сна не видела ни разу в жизни…
Проснулась я оттого, что Петечка теребил меня за плечо. «А где же праздничный ужин?!» - вопрошал супруг, обводя квартиру невинными голубыми глазами. Вокруг царил образцовый кавардак, валялись букеты, стояла открытая бутылка шампанского и орал магнитофон. «Да ведь я все еще сплю!» - поняла я и поднялась с дивана. Петечка увидел, наконец, мой наряд и челюсть у него отвисла. Я потянулась и продемонстрировала мужу подвязки с бантиками. «Ужин? – понтересовалась я. – Вот ужин». Я распахнула дверь в столовую. «А вот тебе, любимый, клубничный тортик!» - и я влепила этот торт прямо в его раскрытую от неожиданности пасть.
Как ни странно, он не хлопнул дверью, даже когда я изодрала на клочки подаренный им фартук и разбила об стену кофемолку. Наоборот, он умылся и переоделся, вызвал такси, и, прихватив сидевшего под дверью Вовика, мы рванули к друзьям. Уже под утро я поняла, что все это мне вовсе не снится и на мне действительно нарушающее все устои платье, а на голове – башня из кудрей. И мой муж Петя стоит передо мной на коленях и твердит: «Ты – потрясающая женщина!»
К моему девизу о труде и терпении возвращаться было поздно. Кариатида сбросила свою ношу. А из зеркала глядела в новогодний мир веселая женщина в неприличном наряде и со счастливым лицом. Та женщина, которая во мне.
